Наталья Девятко - Карта и компас [litres]
— Ты что-то утаил от меня, парень, — холодно заметил сказитель.
Сашка нехотя вытащил фотографию корабля с черными парусами.
— Дай ему, огонь передаст.
Зверь осторожно принял фотографию из руки парня, стиснув клыками, но, не повредив, принес добычу сказителю. Старик посмотрел на изображение, улыбнулся и, ничего не объясняя, бросил в огонь.
Друзья вскочили. Огненный зверь прыгнул в костер, огонь взметнулся к небу, сразу угаснув, едва тлея на поленьях. Возвращение ночи ослепило их больше вспышки огня.
Фотография не горела, сказитель вытащил ее из пламени голыми руками и отдал Сашке.
— Это не обычное изображение на бумаге, а чары. Та, что дала вам фотографию, еще жива, если ты об этом хочешь меня спросить.
Луиза обнимала Жака, пришедшего в себя. Вейн и Эмиль встали за Сашкой, как за командиром, чтобы его защитить. Олекса наблюдала за ними со стороны, но с готовностью сразу вмешаться. Сказитель опустил голову, прося прощения.
— Простите меня, я не имел права вас так испытывать. Я слишком давно не колдовал, как раньше, а этот лес странный, ибо за ним в долине скрыт Мертвый город, неприкаянные души не погребенных блуждают по нему. Я же помню, как на его улицах играли дети, — сказитель теперь смотрел лишь на Вейна, обращаясь к нему. — У каждого города, городка или даже селения есть свой защитник, своеобразный оберег. Если убить его, а люди не успеют выбрать нового, поселение тяжело оборонять, почти невозможно.
Тут же случилось иначе: только защитник остался жив, и я видел, как он уходил. В тех страшных заклятьях есть и часть моих чар. Так я платил за свободу, за то, что предал, не выдержав пыток, таких же, которые потом отец показывал этому мальчику.
В свете угасающего костра Сашка видел изувеченные ладони старого сказителя. Шрамы от чар, такие похожие на отметины на ладонях Эсмин, жены бывшего помощника министра, но парень не мог этого знать.
Сегодня «Диаманта» оставит Тортугу. Возможно, навсегда. Нет, навсегда. Если они доплывут до Призрачных островов, Тортуга изменится, став такой, какой ее помнят, а если нет, Империя вернет себе удобный порт, и он будет похожим на все другие порты.
Ярош прощался с пиратским городом, где жизнь кипела даже ночью, особенно ночью, но жизнь призрачная, как воспоминание, как лунный свет на темных волнах.
Пират хотел подняться на скалы, откуда можно увидеть весь город. Но, когда Ярош вскарабкался на вершину, там уже кто-то стоял. Фигура тонкая, словно невесомая, лицо обращено к морю. С этим юношей день назад говорила Ласточка.
Пират стал рядом. Парень продолжал любоваться ночным полотном.
— Слышишь, как красиво? — прошептал юноша. — Свет луны тонок, будто струны скрипки, а прибой — пиано. Тише, тише…
Его голос утихал, парень слушал или сам творил эту музыку, которую невозможно записать или повторить. И Ярош тоже слушал, чувствуя, как печальная мелодия гонит из сердца сомнения, лечит от усталости, ограждает от обреченности и останавливает время.
— Кто ты, юноша? — спросил Ярош Сокол, когда музыка, касающаяся души, отзвучала, распавшись на шелест волн внизу, лунный свет и спокойное дыхание ветра.
— Меня зовут Гунтер. Я чародей, — печально засмеялся он. — Родился на этом острове. И это моя последняя ночь в человеческом мире.
Его боль резанула растревоженную душу пиратского капитана.
— Но это не мир людей! — попробовал убедить юного чародея капитан единственного корабля в этой гавани. — Этот мир призрачный! Почему ты должен уходить?
Гунтер пожал плечами, совсем по-детски.
— А как живется чародею в тусклом мире, знаешь? Как жить в ловушке, не имея возможности что-то изменить для себя или для других?.. Я так решил. Раньше, чем на горизонте показались черные паруса. Я уйду с рассветом. Солнце заберет меня, обратив в пепел.
Ярош молчал. «Диаманта» тоже отплывет утром. А до рассвета осталось несколько часов.
Всемером друзья ступили на дорогу, окутанную предрассветной дымкой. Золотое поле баюкал молочный туман.
— Ты оставишь свой дом? — спросил Сашка у сказителя, решившего сопровождать их.
— Зачем мне этот дом? — но на самом деле старику было жаль оставлять обжитое место: это чувствовалось в его голосе и поведении. — Здесь я одинок. Лишь с тенями и могу перемолвиться словом, когда они сюда забредают, — он больше не казался могущественным колдуном, которому подчиняется пламя, день возвращал его плечам тяжесть прожитых лет. — Да и колдовал я, верно, в последний раз. Холод поселился в моей груди после вчерашней ночи, заклятье выпило мои чары без остатка.
Луиза и Эмиль остановились, ожидая их. Вейн, Олекса и Жак, теперь ставший похожим на ребенка своего возраста, который смеется, ничего не пугаясь, пошли вперед.
Прощай, свободный порт. Корабль отдал швартовые, и все больше взглядов обращались к горизонту, будто отсюда старались разглядеть Призрачные острова. Солнце за мгновение появится над морем, небо уже голубое, а облака тают в свете утра. Команда на пиратском корабле не знала, что идет навстречу солнцу так же, как и небольшая группа людей, обходящая густой лес.
Со скалы кто-то спрыгнул раньше, чем лучи коснулись земли. К кораблю плыл парень.
— Смотрите! — Роксана была невесела, она, как и почти вся команда, стала чувствовать мир намного тоньше, иногда понимая его раньше, чем что-то происходило.
— И там, — Киш указывала на лодку, выплывающую из-за скал.
В лодке стояла высокая женская фигура в сером платье.
— Она без весел… Как? — удивилась Итана.
— Там течение, — объяснила София, которая остановилась за гадалкой.
А тем временем смельчаку, спрыгнувшему со скалы, Берн помогал залезть на борт. Гунтер, улыбаясь, смотрел на Яроша.
— Я передумал, капитан. Возьмешь меня в команду?
— Возьму.
Казалось, парню не хватало только капитанского слова. Улыбка юного чародея стала шире. С Гунтера стекала вода, но это не мешало ему выглядеть величественно. Он воздел руку, тянясь к небу.
Солнечный свет полз по мачтам и парусам, словно их золотой волной накрывало. От прикосновения света пальцы Гунтера засияли, и, будто стиснув в кулаке обрывок солнечного света, он опустил руку. Сияние угасало под взглядом чародея.
Отступил Странник, но, кажется, лишь Хедин это увидел.
— Что ты сделал? — спросил Айлан.
— Отказался от договора с Солнцем, — но отвечал Гунтер Ярошу.
— И если бы капитан был неискренним в своем желании взять тебя с собой, Солнце обратило б тебя в прах, — команда расступилась, пропуская Анну-Лусию, добравшуюся до корабля, пока все наблюдали за Гунтером. — Мы рискнули. Жизнь, какой бы она ни была, лучше пыли небытия.
